Интервью дал бывший вагнеровец с позывным "Мустанг". Сейчас он - командир отряда "Бастион" бригады "Святого Георгия" Союза добровольцев Донбасса, хотя на Донбассе он воевал еще в 2014-2015 годах. Вот - самое интересное из его рассказа.
– Раньше, будучи в ЧВК Вагнер, вы работали в Африке. В чём заключалась эта работа?
– Мы стояли на защите местного населения, они нас очень хорошо принимали и всячески содействовали. Французы африканцев, откровенно говоря, не очень любят. Им было невыгодно, чтобы местное население развивалось, чтобы там было хорошее образование. Мы же, наоборот, этому содействовали. Обучали армию ЦАР.
– Война в Африке отличается от того, что происходит на Украине?
– Там партизанская война. Боевики, если нападали, то делали засады в джунглях, расстреливали колонны и уходили. Атаковали места, где обычно работали мирные жители, грабили их, скот уводили. Обычное, не сказать средневековое, но очень запущенное государство.
– Чем они вооружены?
– Боевики из Чада и Камеруна – в основном автоматами Калашникова. А также натовскими гранатомётами с барабанами. Ещё у них были пластиковые мины – вроде британские, которые невозможно поймать металлоискателем.
– Почему вы ушли из ЧВК "Вагнер"?
– На тот момент многое обещалось, но не выполнялось. Я ехал на полгода, а застрял там на 22 месяца. Без документов, без прав, без ничего. Когда руководство решило меня вывезти, я и вернулся. Обратно в Африку лететь не хотел, потому что семь раз переболел малярией, было два тяжёлых рецидива. Здоровье сильно потерял.
Я в ЧВК "Вагнер" был с 2014 года. Изначально видел, как она строилась, как всё создавалось. Задумка была правильная, всё делалось как надо. Дмитрий Валерьевич (Уткин), руководитель, много вложил в нас, много чему научил.
– Что вы привнесли из старой системы?
– Каждая война – особенная. И в той же Сирии всё было иначе. И бои на Донбассе в 2014-2015 годах также отличаются от того, что происходит сегодня. Многие ребята у нас, например, прошли чеченские кампании – но это было 20 лет назад, другая война, другое оружие, всё другое. Сейчас новейшие технологии. И достойный противник. Украинцы очень подготовленные. Они же такие, как мы. Воины. Они учатся у нас, мы – у них.
– В прошлом году многие пережили большое разочарование. Изюм, Херсон... Не было желания уйти, всё бросить?
– Дело в том, что в тот момент я находился в Африке. У нас не было точной информации, мы были без телефонной связи, без интернета. Знали только то, что передавали в штабе. Мы были изолированы. Конечно, все переживали, как там, что там, но конкретики не получали. У нас были данные: мы наступаем, всё хорошо, вот-вот всё закончится и будет снова мир. Мы надеялись, что всё случится быстро, зная нашу армию, количество вооружения...
– То есть вы включились в спецоперацию на том этапе, когда боевой дух у многих упал?
– Ну, когда я пришел в СДД, не сказал бы, что люди были как-то подавлены. Наоборот, все прекрасно понимали, чего они хотят, зачем это нам надо. Все понимали, что нужно побыстрее закончить это всё.
– Как изменился отряд с тех пор, как вы в него пришли?
– Тогда он ещё назывался "Херсон". Задачи были другими. И тактика тоже. Ребята тогда на Кинбургской косе стояли. Когда перешли сюда и меня практически сразу Александр Юрьевич Бородай назначил командиром отряда, у нас была договорённость, что я перестрою подразделение под себя, чтобы оно стало сильной боевой единицей. Мы с моим заместителем Дизелем приложили много усилий для этого, ребята помогли.
Месяц, как я тут командир, уже есть результаты, руководство отметило нашу работу. Мы усилили тренировки, поставили инструкторов, заточенных под современную тактику. У нас сейчас ребята выходят с минимумом потерь, знают что делать. Они психологически, внутренне ко всему готовы. Они не просто мясом заходят, как некоторые – когда глаза бешеные и не понимают, куда идут.
У нас и задачи в отряде у всех разные. Есть "запасные", и если не нужно воевать, они готовят, копают.
– Что произошло в Бахмуте с Евгением Пригожиным?
– Не берусь судить. Насколько сейчас известно, после всех событий было найдено много схронов, именно вагнеровских, в которых было достаточно снарядов. Много оружия сейчас достаётся от них. Скорее всего, Пригожин понял, что конфликт затянется надолго. И понимал, что фланги Бахмута долго будут в огне.
– Какая сейчас обстановка в Клещеевке? Перспективы?
– Сейчас начнутся дожди, грязь. Пока всё не замерзнет, мы будем сидеть в окопах. И украинцы тоже. Потому что такая территория. Масштабных наступлений не получится: там все выжжено, все перегорело, земля как луна, сплошные кратеры. Так что, до морозов засядем, если, конечно, наши руководители не договорятся о каком-то перемирии. Это мое мнение. У меня предчувствие, что скоро все сядут за стол переговоров. А потом...
Возможно, через какое-то время опять начнётся конфликт. После мирных переговоров они отсидятся и опять на какую-то хитрость пойдут, как было с Минскими соглашениями. Это мы испокон веков всё держим на честности. Если перемирие, то перемирие.
Если бы не Запад, давно бы уже договорились и сошлись. Братский народ, они такие же, как мы. Они нормальными людьми были. Не знаю, чего им там надули в уши, как их могли так зомбировать. Ведь они изначально же пошли не против России, а против своего народа, ещё в 2014 году. Я это видел. Когда во время боя добывали их телефоны, из данных становилось понятно: они прекрасно понимали, что стреляют в мирный народ, в жилые секторы. Поэтому мы обязаны защитить простых людей.
– А с пленными вы общались, видели их?
– На данный момент нет, а в 2014-2015 годах – да, видел пленных, многие из них пытались откупиться, плакались: я только пришёл, меня привезли. Но когда вскрывали их телефоны, уже нельзя было утаить, как они ненавидят донецких, луганских...
– Чего бы вам хотелось для своего отряда?
– Снаряды! Дайте снаряды бывшим "вагнерам"! (Смеется.)...
Подпишитесь, поставьте лайк) Я буду вам очень признателен.
Свежие комментарии